Новый технологический уклад уже сформирован, перевооружение лидеров глобальной экономики идет полным ходом. Задача России — не остаться в стороне от этого процесса, иначе нам грозит потеря суверенитета.
Замедление роста мировой экономики — свершившийся факт. В каждой стране оно имеет свои особенности, однако становится все яснее: речь идет о глобальном кризисе, входящем в критическую фазу.
Долговременные циклы роста/спада обусловлены волнами формирования и экспансии нового типа технологий. В конце цикла ведущий технологический уклад, исчерпав пространство экстенсивного распространения, упирается в свои границы. Это приводит к остановке роста и к всеобъемлющему кризису. Столетие назад глобализация индустриальных технологий капиталистического производства обернулась срывом в полувековую катастрофу, вместившую две мировые войны, гибель империй, революцию на Востоке и Великую депрессию на Западе.
Послевоенный подъем был обеспечен уже технологиями второй волны — управленческими, компьютерными, информационными. Сегодня ее потенциал в качестве драйвера роста близок к исчерпанию. Мир балансирует на грани нового катастрофического спада. При этом в аналитическом сообществе бытует мнение, будто приход очередной технологической волны задерживается на неопределенный срок.
На деле спасительная волна сформирована, она уже на подходе — просто движется вовсе не со стороны «нано-био-инфо-когно», очередного медийного мифа. Речь теперь идет не о классических индустриальных технологиях и не о популярных информационных, а о третьей волне — экономических, стоимостных, технологиях капитализации.
За последние семь лет зоной концентрации усилий в сфере развития технологий третьей волны стало международное сообщество Impact Investing («Преобразующие инвестиции»). Глобальную сеть сообщества (Global Impact Investing Network), занятую разработкой технологических стандартов, продвижением компетенций и организацией поворота мирового инвестиционного мейнстрима в новое русло, поддерживают такие гранды фондовых рынков, как J. P. Morgan, Goldman Sachs, Credit Suisse, Deutsche Bank, Prudential, UBS и другие. В разработку методологии и стандартов преобразующих инвестиций все больше средств вкладывают фонды Рокфеллеров, Форда, Макартуров, Омидьяров, американские и британские госструктуры.
Тема преобразующих инвестиций занимала важное место в повестке дня встреч Всемирного форума в Давосе в 2012-м, 2013-м и в нынешнем году. Она привлекает растущее внимание лидеров «большой восьмерки». Летом 2013 года по инициативе премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона была сформирована рабочая группа G8 по преобразующим инвестициям. Каждой из стран-участниц рекомендовано сформировать национальный консультативный совет для поддержки работы группы.
Россия пока полностью выпадает из этих процессов. Первая публикация о феномене преобразующих инвестиций на русском языке появилась лишь в прошлом году (см. «Сумма технологии роста». «Эксперт Online» от 9 июля 2013 года).
На излете индустриальной технологической гонки Советский Союз успел побыть в ее лидерах, прежде всего в ракетной и ядерной сферах. К старту гонки информационных технологий страна серьезно опоздала, чем обрекла себя на полувековое догоняющее развитие. Третью волну — гонку экономических технологий — экспертно-аналитическое и академическое сообщество новой России проспало. Налицо непонимание, что такое современные экономические технологии, в чем их качественное отличие от вещественно-энергетических и информационных, за счет чего в них достигается рост производительности.
Технологическое перевооружение лидеров глобальной экономики идет полным ходом. Неучастие России в этом процессе означает прямую угрозу потери суверенитета. Причем угрозу принципиально нового типа — не только и не столько военно-политического.
Идея, которая легла в основу технологии преобразующих инвестиций, одновременно проста и эффектна. Замедление роста экономики повсеместно генерирует рост социальной напряженности. В мире углубляется разрыв между растущим спросом на ресурсы и наличным предложением. Средств государственных бюджетов, программ международной финансовой помощи и благотворительных фондов уже не хватает на его покрытие. Одновременно сокращаются бюджеты на силовой ресурс, необходимый для умиротворения конфликтных и протестных зон. Существуют ли иные источники денег, которые можно в большом объеме и достаточно быстро направить на тушение социальных пожаров?
Безусловно да. Это деньги инвесторов развитых стран, где по ряду причин возник и нарастает «навес ликвидности». Весь вопрос в том, что эти колоссальные средства пойдут в проблемные зоны только при условии, что они будут там работать в инвестиционном качестве, при должных гарантиях создания и вывода добавленной стоимости.
Технология преобразующих инвестиций нацелена именно на формирование массового потока проектов, которые решают социально значимые проблемы, при этом обеспечивая инвесторам приемлемые доходы. Идеологи и конструкторы преобразующих инвестиций намерены перенаправить в это русло мировой инвестиционный мейнстрим, они планируют к 2020 году преодолеть рубеж в триллион долларов.
В российском политэкономическом сообществе еще теплится иллюзия, будто возобновление роста экономики может случиться само по себе, из-за «оживления конъюнктуры», или оно достижимо путем операций с учетной ставкой и налоговым законодательством. На деле на завершающей фазе большого цикла экономика старой волны в целом обречена на стагнацию. Подлинный рост происходит в зоне зарождения и действия новой волны; то, что растет, — новый технологический уклад, интегрирующий фрагменты старого в свои трофические цепочки добавленной стоимости. Роль современного государства — конструировать и пестовать эту зону роста, в которой стагнирующая экономика переплавляется в новую*, всемерно расширять ее границы.
В сегодняшней российской экономике, по большому счету, нечему расти.
Всякая новая технология, сама по себе не являясь ни благом, ни злом, создает для общества новые возможности — и одновременно несет в себе потенциальные угрозы. Тем более это справедливо в отношении качественно нового класса технологий. Расширение фронта преобразующих инвестиций — независимо от намерений различных его участников — неизбежно ведет к глобальному переделу экономической мощи и ресурсов.
Классические иностранные инвестиции в ресурсы и производственные фонды стран догоняющего развития были для инвесторов палкой о двух концах: укрепляя потенциал получателей, они ослабляли зависимость от внешних источников; повышая капитализацию объектов инвестирования — генерировали конфликты между участниками по поводу распределения добавленной стоимости.
Технологии Impact Investing позволяют их носителям обойти указанные осложнения путем массированных инвестиций в проекты модернизации социальной инфраструктуры (медицинские, образовательные, природоохранные и т. п.) третьих стран, предоставляемых под их государственные гарантии. Но тем самым создается угроза для обществ российского типа: обладающих значительной долей экономически несамостоятельного населения, которое привержено западной модели потребления при несопоставимо меньшем подушевом доходе.
Не случайно — с небольшим отставанием от волны преобразующих инвестиций, способных влиться в страну, — на Россию уже накатывает эпидемическая мода на «социальное предпринимательство». Речь идет о некоммерческих проектах, нацеленных на достижение социально значимых целей, для которых технология монетизации пока не разработана. Поэтому они претендуют на бюджетную поддержку, гранты или средства благотворителей. В такой ситуации государство оказывается меж двух огней. С одной стороны — экономически пассивное большинство населения под влиянием рекламы образа жизни постоянно требует от власти повышения уровня социальных расходов, а удовлетворение этих требований, обеспечивающее социальную стабильность, ограничено планкой хозяйственного роста. С другой — креативное сословие, которое все чаще облекает требования бюджетного электората в наглядную оболочку конкретных социальных предприятий и проектов. Средств в казне для их поддержки нет — но тут с международных рынков движется волна преобразующих инвестиций, готовых предоставить «социальным предпринимателям» практически любые средства на длительный период по сравнительно низкой ставке. Правда, инвесторы хотят получить государственные гарантии, которые вроде бы не выглядят слишком обременительными. Особенно с учетом того, что сроки расчета заведомо превышают средний жизненный цикл федеральных и региональных органов власти.
Фактически это означает иностранное кредитование социального бюджета государств под залог их социальной инфраструктуры. Понятно, что (независимо от степени осознанности действий участников) эта практика закладывает под национальный суверенитет фугас замедленного действия. В нее вмонтирован механизм конфликтного перетока собственности на инфраструктуру воспроизводства человеческого капитала к внешним инвестиционным центрам. Государства, принимающие такого рода инвестиции, пока не в состоянии конвертировать их в добавленную стоимость; при этом по обязательствам рано или поздно придется платить. Кризисы неплатежей будут конвертироваться в социальные кризисы. Новые власти, произведенные на свет квазиреволюциями майданного типа и остро нуждающиеся в новых «инвестициях в стабильность», обречены расплачиваться по старым заложенной инфраструктурой.
Что касается эмитентов, то сами инвестиционные инструменты, которые поначалу можно просто «печатать», будут приобретать обеспечение и расти в объеме через капитализацию гарантий государств-заемщиков. А стимулятором и катализатором растущего спроса на такого рода социальные инвестиции служит заразительная модель образа жизни и потребления, производимая там же, где эмитируются денежные знаки.
Перед нами одна из стратегических угроз принципиально нового типа. Ее невозможно предотвратить политическими, пропагандистскими и прочими традиционными средствами. Неважно, существуют или нет планы заговорщиков и контрпланы их разоблачения, — здесь все ведут себя сообразно матрице своих естественных интересов и технологии их реализации. Но в результате формируется международный «рейдерский» механизм, представляющий собой глобальный аналог известной «теоремы Коуза». Перепад в уровнях национальной производительности объективно ведет к ускоренному перетоку собственности на национальные ресурсы к субъектам и центрам, использующим технологии третьей волны. А параллельно страну покидает наиболее современная и самостоятельная часть ее граждан.
Россия первой столкнется с этой угрозой в ряду стран догоняющего развития. Высокий уровень социальных запросов населения, сформированный предыдущим историческим развитием, сыграет здесь злую шутку.
Единственный способ предотвратить и опровергнуть эту угрозу — скорейшее включение страны в новый этап технологической гонки. Цель — достижение лидерских позиций. Технологическое лидерство позволяет, как известно, достичь паритета с экономически более сильными соперниками. Чтобы догонять лидеров на уровне основного хозяйственного уклада, нужно опережать их в скорости и эффективности преобразования стареющей национальной экономики технологиями новой волны. Кроме того, мы быстрее можем созидать, поскольку нам меньше предстоит разрушать и реконструировать, — известное преимущество догоняющего игрока.
Позитивный, производительный потенциал технологии преобразующих инвестиций, который еще только начинает проявляться, заключен в парадигме «конвертации ценностей» (blended value). Это технологии, предназначенные для сознательной капитализации проектов, направленных на достижение общественно значимых целей (обладающих социальной ценностью). Технологии, подразумевающие конструирование проектных отношений между инвесторами, различными благополучателями (коммерческими, корпоративными, государственными, общественными) и собственниками вовлекаемых в процесс ресурсов, фондов и активов. Конструирование таких отношений, которые обеспечивают поэтапную конвертацию ценности (value) в стоимость (cost). Наконец, это технологии, призванные обеспечить массовое формирование преобразующих инвестпроектов, их мощный конвейер, притягивающий инвестиционный мейнстрим.
Постановка и экспертная проработка этих задач в сообществе Impact Investing уже состоялась, но работа над их решением еще только начинается. И здесь у России есть потенциальные преимущества и заделы для формирования новой миссии не только на постсоветском пространстве, но и в масштабах всего третьего мира.
Преобразующие инвестиции — лишь первый представитель формирующегося класса институциональных технологий, нацеленных на рост общественной производительности за счет управления транзакционными издержками. Институциональная инженерия создает и использует технологии взаимной конвертации различных типов социальной мощности, эффективности и капитализации. Согласно современному подходу, роль инвестора в проекте может взять на себя собственник самых различных ресурсов, фондов и активов. Можно (и нужно) инвестировать не только капиталы, но и месторождения, внутренний спрос, транспортные коридоры, инновационные производственные переделы, компетенции, национальные правовые комплексы и системы управления.
У нас бытует архаическое, «фетишистское» представление об инвестициях как о мешках с банкнотами, ввозимых из-за рубежа в зоны благоприятного «инвестиционного климата». На деле импортируются не деньги, а услуги современных институтов инвестирования, которые мы не озаботились создать у себя в стране. Импортируются финансовые инструменты, которые только и приобретают капитализацию (в частности, могут становиться «деньгами»), будучи включенными в циклы расширенного воспроизводства наших национальных ресурсов.
Но денежные транзакции между собственниками активов, как только они включаются в контур институционального проекта, становятся ненужными. Они выдавливаются оттуда, как вода из сжатой губки, замещаются системой внутрипроектного клиринга — в полном соответствии с гениальным предвидением Рональда Коуза. Циркулирующая по каналам системы стоимость исправно служит для учета вклада собственников, обменивающихся доступом к активам, в конечный проектный результат — но больше не нуждается в ветхой оболочке монет и купюр.
Это особенно важно для проектов развертывания и эксплуатации сложных производственно-технологических изделий и объектов. Институциональные технологии позволяют тысячам поставщиков и партнеров по кооперации прекратить бессмысленную «торговлю» между собой, эвакуировать колхозный рынок из сердцевины высокотехнологичных отраслей. Потребность в инвестициях при этом концентрируется на внешнем контуре проекта. Внутри остается только нужда в обеспечении заработной платой сотрудников проекта на период до выхода на продажи готовых проектных изделий или услуг. В отсутствие же адекватных управленческих технологий промышленные и военные бюджеты оказываются раздуты в десятки раз, они расходуются на пустые встречные транзакции, не просто непроизводительные, но прямо провоцирующие воровство.
России, как и всему миру, нужен не языческий идол «инвестиций», а современные институциональные технологии, арсенал инструментов капитализации активов. Не метафора «инвестиционного климата», а компетенция проектной инженерии.
Как и в случае с любой новой технологией, «преобразующие инвестиции» — собирательная понятийная рамка, выставляемая задним числом для теоретических и практических разработок, которые на деле ведутся уже не одно десятилетие.
Продвинутые прототипы преобразующих инвестиций обнаруживаются при анализе опыта советского планового и программно-целевого управления. Они просматриваются в наработках рузвельтовского «Нового курса» и ряда других национальных программ, в успехах советских и американских оборонных и космических программ.
Выдающимися конструкторами нового подхода к инвестированию в западной экономике по факту стали Уоррен Баффет, Джордж Сорос, Майкл Милкен, Билл Гейтс, Майкл Делл.
Оригинальные проектные компетенции сформированы российскими предпринимателями, институтами развития, государственными органами за последние четверть века. Традиционная предприимчивость и незашоренность нового поколения наших управленцев сочетаются с высоким уровнем культуры и образования, унаследованным от советского периода. Но их опыт, не оконтуренный строгими концептуальными рамками, имеет неотчуждаемый, индивидуальный характер. Вне русла технологии, массовых инструментов и точных стандартов его невозможно широко воспроизводить.
Научные исследования и прикладные разработки в сфере создания институциональных технологий и проектных стандартов преемственно ведутся в нашей стране свыше 30 лет.
Можно сразу назвать целый ряд социальных сфер современного российского общества, заключающих в себе колоссальный потенциал проектного освоения, который покуда высвобождается крайне медленно. Из-за институциональной сложности успешные результаты, достигаемые там практиками, имеют ручной, штучный и потому единичный характер. Речь идет, в частности, об инфраструктурных проектах, о процессах ускоренной промышленной модернизации и реиндустриализации, о развертывании, эксплуатации и сервисе современных комплексов вооружений, о решении проблем моногородов, о сфере ЖКХ, о системах лекарственного обеспечения и медицинского страхования, о международных инновационных проектах, включающих в себя офсетные сделки, и ряде других. Все эти сферы объединены тем, что приход в каждую из них волны технологий институционального инжиниринга потенциально ведет к стратегическому сдвигу. Причем интегральный прорыв к новому технологическому укладу возможен в ближайшем будущем.
Миссия России, обусловленная уникальностью ее социокультурной энергетики, — сформировать международный центр альтернативных преобразующих инвестиций. И прежде всего — инвестиций не в глобальную «социалку», а в промышленные, инфраструктурные, инновационные проекты в стране и за ее рубежами. Экспорту капиталов можно и нужно противопоставить экспорт институциональных технологий и компетенций. Преобразующие инвестиции могут не столько закрепощать получателей, сколько расширять и капитализировать их ресурсную и производственную базу, формировать новую социальную среду и образ жизни, в том числе целые классы и кластеры современных рабочих мест.
Независимость подразумевает высокотехнологичную силу. Чтобы сила прирастала, нужно не сберегать ее, а делиться ею. Союз с Россией должен делать союзников сильнее.